"На нем защитна гимнастерка..."

Сотруднику "Родины" удалось раскрыть тайну одного из последних портретов кисти Валентина Серова

 Этот портрет сразу привлек мое внимание - справа от входа в главный зал выставки "Валентин Серов. К 150-летию со дня рождения", которая триумфально прошла в Москве. "Портрет военного" из частного собрания датирован 1911 годом. На нем - полковник, о чем говорят золотые погоны с двумя просветами и без звездочек (не путать с полковничьим погоном наших дней). И однозначно - боевой офицер: орден Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, изображенный художником с блистательным мастерством, можно было заслужить лишь за ратный подвиг на поле боя. Живописец знал это, потому и выписал на холсте знак отличия столь тщательно. Вглядитесь внимательно в лицо этого человека, - обращается к зрителю художник. - Именно благодаря таким офицерам полководцы и военачальники заслуживают место на скрижалях Истории.

Но зацепило меня другое. Почему полковник изображен в солдатской полевой гимнастерке?!¹ Ответить на этот вопрос - значит узнать имя неизвестного офицера.

Так началось мое расследование.

Почему полковник одет не по уставу?

Дело в том, что в 1911 году офицеры Русской императорской армии ни в строю, ни вне строя гимнастерку не носили. Она им не полагалась! Однако Серов, который никогда особенно не церемонился с портретируемыми, сознательно решил запечатлеть полковника именно так. А значит, уговорил свою модель пойти на явное нарушение уставной формы одежды. И уже кисть мастера превратила заурядную гимнастическую рубаху цвета хаки в яркий художественный символ. Ведь эстетика символизма предполагала использование намеков, таинственности, недосказанности.

За консультацией я обратился к известным специалистам по русскому военному костюму Сергею Алексеевичу Попову и Андрею Анатольевичу Смирнову. И вот что выяснил. Белая гимнастическая рубаха использовалась в летней форме нижних чинов с конца 1850-х - начала 1860-х годов, а во время Русско-японской войны ее, равно как и белые офицерские кители, военнослужащие стали явочным порядком окрашивать в защитный цвет для маскировки. О том, как это происходило, колоритно поведал в своих мемуарах граф Алексей Алексеевич Игнатьев.

"Когда к отходящему на юг поезду я явился в белом кителе и в белой фуражке, с шашкой на серебряной портупее, с револьвером и биноклем через плечо, мне казалось, что у меня вполне боевой вид. Но некий уже побывавший на фронте полковник сразу расхолодил меня и остальных офицеров, которые тоже были в белом.

- Не забывайте снимать фуражки, когда придется высовывать голову из окопа, - советовал полковник. - Лучшей мишени, чем белая фуражка, не сыскать. А японцы - отменные стрелки!

Он объяснил нам далее, что белое обмундирование и, особенно, белые фуражки служат одной из немаловажных причин наших потерь в людском составе.

На первом же ночлеге Павлюк (унтер-офицер, вестовой Игнатьева. - Авт.) категорически потребовал у меня фуражку и китель и сдал их в покраску какому-то китайцу.  - Никто в белом не воюет! - авторитетно заявил он.

Впрочем, все перекрасились. Но как! Проснувшись утром, я увидел вместо русской пехоты толпу в каких-то желто-зеленых, голубоватых и зеленоватых тряпках. Не лучший вид имело и большинство офицеров. В результате кустарной, спешной и неумелой покраски обмундирования все наше воинство сразу приобрело жалкий вид. Мне вспомнилось, что английские и американские военные атташе носили форму хаки, у японцев тоже хаки. Значит, секрет защитного цвета уже был известен. Почему же его не использовало русское военное министерство, посылая сотни тысяч солдат на фронт?"²

Именно в такой, отнюдь не фабрично окрашенной солдатской гимнастерке, и изображен серовский полковник. Но почему офицер в нарушение всех уставов решился позировать в ней знаменитому портретисту?!

Служил ли полковник в Туркестане?

В 1907 году походная хлопчатобумажная гимнастерка зеленовато-серого цвета была введена официально лишь для нижних чинов. В 1911-1912 годах в армию пришла суконная защитная рубаха для походной формы, которую носили в холодное время вместо мундира. А 9 сентября 1914 года, спустя месяц после начала Первой мировой войны, был издан приказ N 589, разрешавший "всем офицерам, врачам и военным чиновникам ношение походных рубах образца 1912 года".

Но - внимание! - было два исключения. Офицеры, служившие в Туркестанском военном округе, носили гимнастерки. "В приказе по военному ведомству N 149 от 26 апреля 1869 года для всех чинов войск Туркестанского военного округа вводились белые гимнастические рубахи в качестве одного из постоянных предметов летней походной формы одежды. На рубахи пристегивались плечевые мундирные погоны образца 1868 года. Несмотря на то что приказ действовал только в пределах ТуркВО, они постепенно стали распространяться и в других местах"[3]. Во время Русско-японской войны многие офицеры перекрашивали и носили не кителя, а солдатские гимнастерки. Как раз так поступил полковник Леонид Вильгельмович Леш, будущий генерал от инфантерии. И именно таким он запомнился уже упоминавшемуся графу Игнатьеву. "Вся внешность Леши дышала здоровьем и спокойствием. Загорелый, потный, он шел мне навстречу в распахнутой косоворотке желто-зеленого цвета. От солдат отличали его только золотые погоны с малиновым просветом".

В пользу того, что неизвестный полковник служил в Туркестане, свидетельствует и его борода а-ля Скобелев: офицер явно стилизовал себя под знаменитого "белого генерала". А большой орлиный нос выдает в нем, скорее всего, уроженца Кавказа или Закавказья. Надо было учесть и это. Так сузился круг поиска.

Следовало искать офицера, вероятно, служившего вместе со Скобелевым в Средней Азии, принимавшего участие в Русско-японской войне, имевшего в 1911 году чин полковника и награжденного орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Помочь здесь могли только всезнающие справочники, хранящиеся в Российской государственной библиотеке.

За что полковника уволили в запас?

Не буду утомлять читателя техническими подробностями поисков. Важно, что имя офицера - на уровне научной гипотезы - удалось установить. Им оказался Виктор Викентьевич Погосский (25 февраля 1858 - 30 января 1930). Офицер имел армянские корни (его предки Погосяны впоследствии русифицировали свою фамилию) и получил неплохое образование - 2-й Московский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище по первому разряду и Офицерские гальванические классы. В 1879 году в чине подпоручика Погосский был направлен на службу в 1-й Кавказский саперный батальон. А в 1880-1881 годах воевал в Средней Азии и под началом генерала Скобелева принял участие в Ахал-Текинской экспедиции.

Подпоручик Погосский был прекрасным знатоком минного дела, а генерал Скобелев внимательно следил за всеми техническими новинками и охотно использовал их в военном деле. 12 января 1881 года, перед штурмом цитадели Геок-Тепе, в 11 часов 20 минут по приказу генерала был произведен взрыв мины с целью обрушения части стены. Подпоручик Погосский был одним из основных исполнителей этого приказа. "Последовал глухой подземный удар, задрожала почва, и огромный столб земли и кусков стены высоко поднялся над землею и медленно упал, засыпав наши передовые работы, засыпав часть охотников, неосторожно подавшихся вперед, и осыпав мелкими каменьями даже колонну, лежавшую за плотиною. Стена упала на протяжении 9 сажен (19,2 метра. - Авт.) и образовала удободоступный обвал. Стоявшие на этом участке стены текинцы погибли. Не успел взрыв еще улечься, как роты первой колонны вышли из-за плотины и бросились с криком "ура" на обвал"⁴. Крепость Геок-Тепе была взята штурмом, Ахал-Текинский оазис покорен.

Это была последняя победоносная война Российской империи. Виктору Викентьевичу Погосскому она принесла чин поручика и несколько боевых знаков отличия. Среди них орден Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, с которым его и запечатлел Серов.

Боевой офицер успешно поднимался по ступеням служебной лестницы, в 1901 году за отличие получил чин полковника и Русско-японскую войну встретил в должности командира 210-го пехотного резервного Перекопского полка. Вот когда ему пригодилась белая гимнастическая рубаха, хранившаяся у Погосского со времен Ахал-Текинской экспедиции. Полковник велел ее перекрасить, и гимнастерка верой и правдой прослужила ему всю кампанию. Впрочем, он мог ее и пошить заново в 1904-1905 годах. Суть дела от этого не меняется.

А потом случилось что-то экстраординарное... Мы не знаем, что именно. Какая "история" приключилась с Погосским, чем боевой офицер разгневал своих начальников... Нам важен факт из его послужного списка: с 23 октября 1910 года по 17 января 1912-го полковник Погосский был уволен с действительной военной службы и находился в запасе⁵. Нам важно, что Серову позировал "запасник"! И он вполне мог позволить себе эту объяснимую вольность - надеть гимнастическую рубаху защитного цвета, ставшую для него символом личного участия в двух войнах. Остается, пожалуй, только один важный вопрос - где художник мог познакомиться с полковником Погосским?

Где полковник встретился с художником?

Серов, постоянно нуждавшийся в деньгах (в день его смерти в доме оказались сбережения в размере 85 копеек), часто писал портреты на заказ, и его знакомство с полковником Погосским вряд ли было случайным. У художника была дача в поселке Ино (Финляндия), где в 1909 году началось сооружение современного форта для обороны Петербурга. Дачу Серова, отчужденную в казну за выкуп, снесли при строительстве; летом 1911 года Валентин Александрович последний раз побывал в Ино. Там, среди военных инженеров, руководивших сооружением форта, вполне могли быть знакомые специалиста по минному делу полковника Погосского.

Возможна иная версия. Светлейшая княгиня Ольга Константиновна Орлова, урожденная княжна Белосельская-Белозерская, которую неоднократно портретировал Серов, была племянницей генерала Скобелева по линии матери. Весьма вероятно, что полковник Погосский счел долгом нанести визит княгине Орловой, племяннице своего легендарного начальника, у которой мог познакомиться с художником, а затем заказать ему свой портрет. (Погрудный портрет кисти Серова стоил 1000 рублей, портрет в полный рост - 5000 рублей.)

Так или иначе они встретились. И то, что эта работа не стала дежурной для художника, не надо объяснять. Достаточно вглядеться в "Портрет военного".

"Люблю человеческое лицо, - говорил Серов, - так сложно и своеобразно, что в нем всегда можно найти черты, достойные художественного воспроизведения, - иногда положительные, иногда отрицательные. Я, по крайней мере, внимательно вглядываюсь в человека, каждый раз увлекаюсь, пожалуй, даже вдохновляюсь, но не самим лицом индивидуума, которое часто бывает пошлым, а той характеристикой, которую из него можно сделать на холсте. Поэтому меня и обвиняют, будто портреты иногда смахивают на карикатуры"⁶.

Портрет полковника Погосского можно назвать одной из вершин портретной живописи Серова: в последний год жизни мастер нашел тот идеальный тип, которым можно лишь вдохновляться...

Российская газета. Текст: Семен Экштут (доктор философских наук)